«Я ответил на это словами, которые стали типичным ответом либералов в подобных спорах, — вспоминал Обама. — Я сказал, что мы живем в плюралистическом обществе и я не могу навязывать свои религиозные взгляды кому-либо, что я баллотируюсь на пост сенатора от штата Иллинойс, а не на пост священника этого штата». [373]
Хотя Обама легко выиграл выборы в Сенат, теперь он считал свой ответ недостаточным. По его словам, он «недостаточно коснулся роли своей веры, сформировавшей его идеалы и личные убеждения» [374] .
Далее Обама описал свою христианскую веру и заявил, что религия имеет самое прямое отношение к политическим дебатам. Прогрессисты, «покинувшие сферу религиозного дискурса» в политике, совершили, по мнению Обамы, ошибку. «Неудобство, которое некоторые прогрессисты испытывают при любом намеке на религию, зачастую мешало нам эффективно рассматривать проблемы в категориях морали». Если бы либералы предложили политический дискурс, полностью избавленный от религиозного содержания, они бы «лишили себя образов и терминологии, благодаря которым миллионы американцев осмысливают и свою личную мораль, и социальную справедливость» [375] .
Религия — не только источник звучной политической риторики. Решение некоторых социальных проблем требует нравственной трансформации. «Страх превратиться в „проповедующих“ может привести нас к недооценке роли, которую в некоторых наиболее острых социальных проблемах играют ценности и культура», — сказал Обама. Обращение к таким проблемам, как «бедность и расизм, отсутствие у людей страховок и безработица», потребует «изменений в душах и умах» [376] . Поэтому было бы ошибочно утверждать, что моральные и религиозные убеждения не играют роли в политике и праве.
«Сторонники секуляризации ошибаются, когда просят верующих оставлять свою религию у дверей перед тем, как входить в публичную сферу. Фредерик Дуглас, Авраам Линкольн, Уильям Дженнингс Брайан, Дороти Дей, Мартин Лютер Кинг — собственно говоря, большинство великих реформаторов в американской истории — были не только мотивированы верой; они неоднократно использовали язык религии для доказательства правильности своих взглядов. Поэтому говорить, что мужчинам и женщинам не следует вносить их «личную мораль» в публичные политические дебаты, практически абсурдно. Наше право, по определению, — кодификация морали. Наши законы в значительной мере коренятся в иудеохристианской традиции». [377]
Многие отметили сходство между Джоном Кеннеди и Бараком Обамой. Оба — молодые, красноречивые, вдохновляющие политики, избрание которых знаменовало пришествие нового поколения лидеров. Оба хотели сплотить американцев и повести их к новой эре гражданского участия в общественной жизни. Но различие взглядов Кеннеди и Обамы на роль религии в политике не может быть более сильным.
Стремление к нейтральности
Отношение Кеннеди к религии как к частному, а не общественному делу отражает нечто большее, чем необходимость нейтрализовать обращенные против католиков предрассудки. Это отношение отражало общественную философию, которая в полной мере проявилась в период 1960-1970-х гг. и зиждилась на мировоззрении, согласно которому правительство, власть, государство должны сохранять нейтралитет в вопросах морали и религии с тем, чтобы каждый индивидуум мог свободно выбирать себе концепцию хорошей жизни.
Обе основные партии апеллируют к идее нейтралитета, но делают это по-разному. Говоря вообще, республиканцы взывают к этой идее в экономической политике, а демократы прилагают ее к социальным и культурным проблемам [378] . Республиканцы выступают против государственного вмешательства в функционирование свободного рынка на том основании, что индивидуумы должны свободно принимать экономические решения и тратить свои деньги так, как им нравится. А правительство, расходующее деньги налогоплательщиков или регулирующее экономическую активность в общественных целях, будет навязывать одобренное государством представление об общем благе, представление, которое разделяют не все. Снижение налогов лучше государственных расходов потому, что оно дает индивидуумам свободу самостоятельно решать, какие цели преследовать и как тратить собственные средства.
Демократы отвергают представление о том, что свободные рынки нейтральны по отношению к целям, и выступают за более активное вмешательство государства в экономику. Но когда речь заходит о социальных и культурных вопросах, демократы тоже прибегают к языку нейтралитета. Государству, утверждают демократы, не следует в «законодательном порядке определять мораль» в сферах сексуального или репродуктивного поведения — потому что в таком случае оно станет навязывать одним людям моральные и религиозные убеждениях других людей. Вместо того чтобы ограничивать право на аборт и возможности реализации этого права (или ограничивать гомосексуальные связи), государству следует соблюдать нейтралитет в этих несущих моральный заряд вопросах и позволить индивидуумам самостоятельно принимать решения по ним решения.
Джон Роулз в опубликованной в 1971 г. книге A Theory of Justice («Теория справедливости») предложил вариант философской защиты либеральной трактовки нейтралитета, который напоминал речь Джон Кеннеди [379] . В 1980-х годах коммунитаристы-критики либеральной концепции нейтралитета поставили под вопрос представление о личности, которая делает свободный выбор и ничем не обременена (по-видимому, в основе теории Роулза лежит подобное представление об индивидууме). Коммунитаристы доказывали, что концепции общности, сообщества и солидарности имеют намного большее значение и играют большую роль, а также призывали к более активному вовлечению общественности в решение моральных и религиозных вопросов [380] .
В 1993 г. Роулз опубликовал книгу Political Liberalism («Политический либерализм»), в которой отчасти переформулировал свою теорию. Он признал, что в личной жизни у людей часто бывают «чувства привязанности и преданности, от которых, как они сами считают, они не отрекутся. Да и на самом деле люди не могут и не должны отказываться от таких личных, частных убеждений… Они могут считать просто немыслимым, чтобы их рассматривали не как носителей определенных религиозных, философских и нравственных убеждений или же в отрыве от некой привязанности и связанной с нею преданности» [381] . В такой мере Роулз признаёт возможность существования прочно конституированных, обремененных моральными убеждениями и обязательствами личностей. Но Роулз настаивает, что привязанность и преданность не должны иметь отношения или влияния на идентичность, которой люди наделены как граждане. При обсуждении вопросов справедливости и прав людям следует отодвинуть свои нравственные и религиозные убеждения и рассуждать с позиций «политической концепции личности», независимо от любых конкретных уз преданности, привязанности или концепций достойной, добропорядочной жизни [382] .
А почему людям не следует привносить свои моральные и религиозные убеждения в политический дискурс по вопросам справедливости и прав? Почему нам надо отделять свою гражданскую сущность от сущности, которой мы обладаем в более широком понимании как нравственные личности? Роулз утверждает, что нам стоит делать это из уважения к преобладающему в современном мире «факту разумного плюрализма» в рассуждениях о достойной, добропорядочной жизни. В современных демократических обществах люди расходятся во мнениях относительно моральных и религиозных вопросов. Более того, эти разногласия обоснованы. «Нельзя ожидать, что сознательные личности, обладающие всеми способностями разума, даже после свободной дискуссии в полном составе придут к одному и тому же заключению» [383] .