Коснувшись утверждения, что предоставление подобной услуги является эксплуатацией женщин, судья Соркоу выразил несогласие с ним. Он сравнил оплачиваемую беременность с оплатой, получаемой мужчинами за сдачу спермы. Поскольку мужчинами разрешено продавать сперму, женщинам следует разрешить продавать их репродуктивные способности: «Если мужчина может предлагать средства продления рода, то и женщина должна иметь равное право делать то же самое» [130] . «Утверждать обратное, — заявил Соркоу, — равносильно отказу женщинам в защите законом, равной той, которую предоставляют мужчинам».
Мэри-Бет Уайтхед подала апелляцию в Верховный суд штата Нью-Джерси. Единодушным решением членов Верховного суда штата решение, принятое судьей Соркоу, было отменено. Верховный суд штата постановил, что договор о суррогатном материнстве не имеет юридической силы [131] . Суд передал попечение о ребенке Уильяму Стерну на том основании, что это соответствовало интересам ребенка. Помимо контракта, суд счел, что Стерны лучше позаботятся о воспитании Мелиссы, но восстановил Мэри-Бет Уайтхед в статусе матери ребенка и попросил суд низшей инстанции определить права посещения ребенка ее биологической матерью.
Обращаясь к суду с письмом, председатель суда Роберт Вилентц отверг контракт о суррогатном материнстве. Он утверждал, что этот контракт не был действительно добровольным и равносилен продаже ребенка.
Во-первых, согласие было дефектным. Согласие Мэри-Бет выносить ребенка и отдать его после рождения не было по-настоящему добровольным, поскольку не было вполне информированным:
«По условиям контракта биологическая мать в безотзывном порядке принимает обязательства до того, как она осознает силу уз, привязывающих ее к ребенку. Она никогда не принимает абсолютно добровольного, информированного решения, поскольку совершенно ясно, что любое решение, принятое до рождения ребенка, не является информированным в самом важном смысле этого слова» [132] .
После рождения ребенка мать может принять информированное решение лучше. Но к этому времени ее решение несвободно, а вынужденно «угрозой судебного процесса и материальным стимулом в виде платежа в 10 тыс. долл.», что делало решение биологической матери «менее, чем вполне добровольным» [133] . Более того, нужда в деньгах увеличивает вероятность того, что бедные женщины «предпочтут» стать суррогатными матерями для богатых, а не наоборот. Судья Вилентц предположил, что и это обстоятельство ставит под сомнение добровольный характер подобных соглашений: «Мы сомневаемся, что бездетные пары из бедных слоев общества найдут суррогатных матерей среди женщин из более богатых слоев» [134] .
Итак, одна из причин признания контракта недействительным — сомнительность, дефектность согласия. Но Вилентц выдвинул и вторую, более фундаментальную причину:
«Отодвигая в сторону вопрос о том, насколько сильной могла быть потребность этой женщины в деньгах и насколько существенным было ее понимание последствий, мы предполагаем, что ее согласие в данном случае не имеет значения. В цивилизованном обществе есть вещи, которые нельзя купить за деньги» [135] .
Вилентц доказывал: коммерческое суррогатное материнство равносильно продаже детей, а продажа детей, какой бы добровольной она ни была, дурна, неправильна. Вилентц отверг довод о том, что оплачивают суррогатное материнство, а не ребенка. Согласно контракту, 10 тыс. долл., должны быть выплачены только после передачи права опеки и отказа Мэри-Бет от материнских прав.
«Это — продажа ребенка или, по самой меньшей мере, продажа права матери на своего ребенка. Единственный смягчающий фактор — то, что одним из покупателей был биологический отец ребенка… Продаже способствует посредник, движимый стремлением к получению прибыли. Каким бы идеализмом ни был, возможно, мотивирован любой из участников сделки, мотив прибыли преобладает, пронизывает и, в конце концов, определяет сделку» [136] .
Контракты о суррогатном материнстве и справедливости
Итак, кто был прав в деле «малышки М» — суд низшей инстанции, выступивший за обеспечение исполнения контракта, или Верховный суд штата, признавший юридическую ничтожность этого контракта? Чтобы ответить на этот вопрос, надо оценить моральную силу контрактов и рассмотреть два возражения, выдвигаемые против контрактов о суррогатном материнстве.
Довод в пользу соблюдения контрактов о суррогатном материнстве строится на двух теориях справедливости, которые мы уже рассматривали — либертарианстве и утилитаризме. Либертарианский довод в пользу исполнения контрактов состоит в том, что контракты отражают свободу выбора: соблюдение контракта, заключенного двумя взрослыми людьми по согласию, — это уважение их свободы. Утилитаристский довод в пользу соблюдения контрактов состоит в том, что контракты способствуют общему благосостоянию: если обе стороны соглашаются со сделкой, обе стороны должны извлечь из нее определенные выгоды или счастье из соглашения; в противном случае стороны не заключили бы контракты. Итак, если нельзя продемонстрировать, что сделка уменьшает пользу какого-либо третьего лица (причем это уменьшение превышает выгоды участников сделки, взаимовыгодные обмены, в том числе контракты о суррогатном материнстве), условия сделки следует соблюдать и выполнять.
А каковы возражения? Насколько они убедительны?
Первое возражение, касающееся подлинности добровольного согласия Мэри-Бет Уайтхед, вызывает вопрос об условиях, в которых люди принимают решения. Это возражение утверждает, что мы можем принимать решения свободно, только если не испытываем чрезмерного давления (скажем, не испытываем острой нужды в деньгах) и достаточно хорошо информированы о других вариантах поведения. Что именно считается чрезмерным давлением обстоятельств или отсутствием информированного согласия — вопрос спорный. Но суть подобных доводов сводится к необходимости выяснить, когда предположительно добровольное согласие действительно добровольно, а когда — нет. Этот вопрос приобрел огромное значение в деле «малышки М», как, впрочем, и в спорах о добровольческой армии.
Объективности ради стоит заметить, что споры о «фоновых» условиях, необходимых для имеющего смысл, полноценного согласия, — в сущности, семейная ссора, разыгрывающаяся в одном из трех рассматриваемых в этой книге подходов к справедливости: подходу, утверждающему, что справедливость означает уважение свободы. Как мы уже видели, либертаринство — одно из течений в рамках этого подхода. Либертарианство утверждает, что справедливость требует уважения любых решений, принятых людьми, если такие решения не нарушают прав других людей. Другие теории, рассматривающие справедливость как уважение свободы, налагают некоторые ограничения на условия, в которых принимают решения. Эти теории говорят то же, что и судья Вилентц о деле «малышки М»: решения, принятые под давлением обстоятельств или в отсутствие информированного согласия, не являются действительно добровольными. Мы будем лучше вооружены для оценки этих споров, когда обратимся к политической философии Джона Роулза, представителя лагеря защитников свободы, который отвергает либертарианскую трактовку справедливости.
А что сказать о втором возражении против контрактов о суррогатном материнстве, возражении, утверждающем, что некоторые вещи, в том числе детей и репродуктивные способности женщин, нельзя купить или продать за деньги? Что именно дурного в подобных покупке или продаже? Самый убедительный ответ на эти вопросы таков: отношение к детям и беременностям как к товарам снижает их ценность или не позволяет оценивать их должным образом.