Утилитаристы рассматривали людей как существ, способных к рассуждениям, но только к инструментальным рассуждениям. Для утилитаристов работа разума состоит не в том, чтобы определять, какие цели заслуживают того, чтобы их добиваться. Дело разума — рассчитывать, каким образом максимизировать пользу, удовлетворяя желания, которые у нас (так уж случилось) есть.
Кант отвергает такую подчиненную роль разума. Для него разум — не просто раб страстей. Если бы весь разум сводился к этому, говорит Кант, людям было бы лучше обходиться инстинктами [169] .
Выдвинутая Кантом идея разума (практического разума; разума того рода, который сопряжен с моралью) — это идея не инструментального разума. Кант провозглашает «чистый практический разум, который законодательствует a priori, независимо от всех эмпирических целей» [170] .
Противопоставление категорического и гипотетического императивов
Но каким образом разум может делать это? Кант проводит различие между двумя способами, при помощи которых разум может управлять волей, между императивами двух разных видов. Императив одного, возможно, самого знакомого всем вида — это гипотетический императив. Такие императивы используют инструментальный разум: если вам хочется получить результат X, совершите действие Y. Если хотите иметь хорошую деловую репутацию, относитесь к вашим клиентам честно.
Кант противопоставляет гипотетические императивы, которые всегда условны, императиву иного рода; императиву, который безусловен: категорическому императиву. «Если поступок хорош только для чего-то другого как средство, то мы имеем дело с гипотетическим императивом; если же он представляется хорошим сам по себе, стало быть, как необходимый для воли… то императив — категорический» [171] . Определение категорический может казаться одним из специфических словечек Канта, но оно не так уж далеко от обычного значения, в котором употребляем это слово мы. Под определением категорический Кант разумеет безусловность. Например, когда какой-нибудь политик категорически отрицает свою причастность к якобы имеющему место скандалу, это отрицание не просто подчеркнутое, это отрицание безусловное и не допускает ни малейшего исключения или лазейки. Сходным образом категорические обязанности или категорические права — это обязанности и права, какие применяются и действуют независимо от обстоятельств.
По Канту, категорический императив господствует (да, категорически) безотносительно зависимости от любой иной цели. Он «касается не содержания поступка и не того, что из него должно последовать, а формы поступка и принципа, из которого следует сам поступок; существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно». Кант утверждает: только этот императив «можно назвать императивом нравственности» [172] .
Теперь прошу обратить внимание на связь между тремя параллельными противопоставлениями. Чтобы быть свободным в смысле автономии, я должен действовать в соответствии не с гипотетическим императивом, а с категорическим.
Остается важным вопрос: что есть категорический императив и чего он требует от нас? Кант говорит, что ответить на этот вопрос можно, исходя из идеи практического закона, который имеется как «нечто такое, существование чего само по себе обладает абсолютной ценностью, что как цель сама по себе могла бы быть основанием определенных законов; тогда в нем, и только в нем могло бы заключаться основание возможного категорического императива, то есть практического закона» [173] . На этот вопрос можно ответить исходя из идеи закона, который связывает нас как мыслящих существ и независимо от наших конкретных целей. Так каков же этот закон?
Кант предлагает несколько вариантов или формулировок категорического императива, которые, по его мнению, сводятся к одному и тому же.
Категорический императив-I: универсализация максимы
Первый вариант Кант называет формулой универсального закона: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» [174] . Под «максимой» Кант подразумевает правило или принцип, который придает поступку разум. Кант говорит, в сущности, следующее: нам следует поступать только на основании принципов, которые мы могли бы сделать всеобщими, не впадая при этом в противоречия. Чтобы понять, что имеет в виду Кант в этом, надо признать, абстрактном тексте, рассмотрим конкретный моральный вопрос: «Правильно ли давать обещание, которое, как вы заранее знаете, не сможете сдержать?»
Кант иллюстрирует категорический императив примером соблюдения обещания. Предположим, я отчаянно нуждаюсь и потому прошу вас одолжить денег. Я прекрасно знаю, что вернуть долг в обозримом будущем не смогу. Нравственно ли брать в долг, делая ложное обещание быстро вернуть его; обещание, которое, как я знаю, мне не выполнить? Согласуется ли ложное обещание с категорическим императивом? Кант говорит: нет, определенно, нет. Способ понять, что ложное обещание противоречит категорическому императиву — попытаться универсализировать максиму, на основании которой я собираюсь поступить [175] .
О какой максиме в данном случае идет речь? Иногда она звучит так: «Всякий раз, когда человек остро нуждается в деньгах, ему следует просить в долг, обещая погасить этот долг, даже если он знает, что не сможет сделать это». Кант говорит: если вы попытаетесь сделать эту максиму всеобщей и одновременно действовать на ее основании, вы столкнетесь с противоречием. Ведь если каждый станет давать ложные обещания всякий раз, когда люди нуждаются в деньгах, никто не будет верить таким обещаниям. Фактически обещания исчезнут; универсализация ложных обещаний подорвет обещания как институт. Но тогда попытки занять деньги под обещание вернуть долг будут тщетными, даже иррациональными. Этот пример показывает, что давать ложные обещания морально неправильно, и противоречит категорическому императиву.
Некоторые люди находят эту версию категорического императива неубедительной. Формула универсального закона определенно напоминает «моральный бромид», которым взрослые потчуют детей, нарушающих порядок или говорящих не в порядке очередности: «А что, если так делал бы каждый?» Если все лгут, никто не может полагаться на слова других, отчего будет хуже всем. Критики настаивают, что если это то, что говорит Кант, то он, в конечном свете, выдвигает логический довод: надо отвергать ложные обещания не в принципе, но из-за возможных вредных последствий таковых обещаний.
Это возражение против Канта отвел не кто иной, как Джон Милль. Но Милль неверно понял позицию Канта. По Канту, понимание возможности универсализации максимы, на основании которой действует и продолжает действовать человек, это не способ размышления о возможных последствиях. Это — тест на понимание, соответствует ли данная максима категорическому императиву. Ложное обещание морально неправильно не потому, что оно явно подрывает доверие в обществе (хотя оно вполне может подрывать доверие). Ложное обещание морально неправильно потому, что, предлагая его, человек ставит свои потребности и желания в привилегированное положение (в данном случае потребность в деньгах) по сравнению с такими же потребностями и желаниями других людей. Тест на универсализацию указывает на мощное моральное требование: это — способ проверки, не ставит ли человек свои интересы и особые обстоятельства выше интересов и обстоятельств всех других людей.
Категорический императив-II: отношение к людям как к целям самим по себе
Во второй предложенной Кантом формулировке моральная сила категорического императива становится очевиднее. Кант дает формулу, согласно которой целью нравственного поступка является человечество. Кант вводит вторую формулировку следующим образом: моральный закон нельзя основывать ни на каких конкретных интересах или целях потому, что в этом случае закон будет относиться только к человеку, цели которого положены в основу такого закона. Но положим, что имеется нечто такое, существование чего обладает абсолютной ценностью, как цель сама по себе. Тогда в нем, и только в нем могло бы заключаться основание возможного категорического императива [176] .